Мы знали, что это не наше воображение, просто мы к этому привыкли. Может, так и должно быть, мы перестали замечать, что есть нечто независящее от нас, от нашего желания изменить что-то, забыть, или не вспомнить. Хотелось найти какую-то причину, по которой происходило бы то или иное, в отрыве от нашего сознания. Кто-то уже решился, и решение это не могло быть принято случайно, от усталости или предчувствия освобождения. Многие из них видели только единственно возможный выход - хотели уйти. 

Они плутали по всем возможным дорогам, как дети. Заблудились? Или спрятались? Боялись нас или взошли на следующую ступень невозможного? Каждый из них хотел этого шага, но мы никогда не узнаем, как они представляли его в своих мечтах. Нам негде искать их, некуда идти за ними, до тех пор, пока чья-то нога не соскользнет с карниза, и кто-то, стоящий рядом, не крикнет вслед – «Да он хотел этого, оставьте его!». Слишком просто, слишком легко. Лети, лети вверх и ты будешь с нами, ты откроешь ранее скрытую от тебя цель и причину, которую все ищут и не находят - смысл смысла, всеобщего, всеобъемлющего, почти... почти нашего. Он – шаг, один, и ты с нами!…

Их, наверное, были тысячи. Или единицы. Как будто открылась дыра во времени - люди шли и бросались в ее зияющую пустоту. Это допустимо, возможно, так быстро! Кто увидит слезы на их лицах? Где эти лица? Кто они? Об этом боялись говорить. Мы видели только их мысли. Они витали в воздухе, растворенные, и, казалось даже, что мы чувствуем их запах, похожий на морской бриз. Отголоски другой жизни, которую мы проживаем за тех, кто ушел, ловим ртом последние мгновения, эту дымку исчезающего вздоха, впускаем ее в себя. Задание на вечное существование здесь, от начала и до пограничного предела, разделяющего наше и чужое время. 

Мы остались, чтобы расплачиваться за чьи-то ошибки, рассыпанные вокруг нас, по замерзшей чуть подсвеченной земле, пульсирующие где-то в наших головах. Они ушли. Кто-то должен был остаться. Мы молились, но смерть даже ни разу не открыла глаза, чтобы посмотреть на нас, просящих у нее защиты. И кто-то мертвый кричал и смеялся не переставая, захлебываясь словами – «Мы убили себя, мы все – самоубийцы!». И это был смех, которым невозможно было смеяться.