Записки
к Юлии (март-сентябрь 2001)
-
Ты думаешь, она действительно та девушка, которая нужна тебе?
-
Как я могу думать и любить одновременно?!.. Это не связано между собой!..
Я просто люблю ее, не думая... Разве так сложно понять?
-
Но если ты хочешь, чтобы она была с тобой, ты должна суметь объяснить ей
это…
-
Ты знаешь, я не смогу. Наверное, я слишком люблю ее, чтобы быть с ней…
(Из
разговора с другом)
(до
востребования)
1.
где
моя муза?
в
проеме дверном клетчатым самолетиком сложен
прощальный
"опять тебя нет". слышится наша музыка
от
соседей. вдруг вспомнишь -
(о,
то было просто стечение обстоятельств)
твой
ответ:
"да,
мы все еще вместе".
в
этой незрелой пьесе я незаметный статист во втором акте -
только
мой слабый вздох и... занавес,
а
в антракте
кто-то
целует руку божественно первой приме.
(прости,
но если завтра мы встретимся, то не раньше восьми -
через
плечо). я сжимаю ее бледные пальцы-бритвы
сильно-сильно
и отворачиваюсь.
ничего
уже больше не будет.
ни
- че - го.
2.
это
все осень. моим неудачам
едва
ли останется места на ее сморщившихся плечах.
там
восседаешь ты, такая беспечная,
покуриваешь,
разбрасываешь смуглые листья,
которые
даже урчат
от
удовольствия быть в твоих узеньких гибких ладошках.
(все
их прожилки-веточки-линии были любимыми) - разве можно
в
них не зарыться. как холодно, господи!
мне
слепят глаза твои кольца, волосы,
я
буду видеть тебя даже если уставлюсь в афишную доску театра драмы.
между
строк о премьерах (если крупнее буквы - там тебя больше)
кто-то
имеет право
тебя
уводить, медленно, за руку, перенося через лужи, прошлое
(уже
ни к чему не обязывающее, разве только пожать плечами).
хотелось
кричать, грубо, истошно
чтобы
ты обернулась, случайно, выискивая меня взглядом,
как
будто в последний раз.
ты
уходишь. какая разница с кем. листья танцуют вальс
уже
для меня одной.
голос
отчаянно забивается между ребер (так, с непривычки)…
быть
может, все еще образуется.
быть
может, само собой.
это
все осень.
3.
сегодня
день моего рождения.
если
ждать, что ты вдруг позвонишь - так недолго сойти с ума.
двадцать
три девятнадцать, пустая квартира,
кровать,
засыпанная крошками от попкорна (я почти умирала)
нет
звонка!
нет
звонка!
воскрешать
каждодневно таких как ты - беспокоить души умерших,
(для
кого-то еще живых). осторожно, спокойно, неспешно
выстраивать
каждую твою клеточку на своем подоле.
когда-то
ты здесь жила -
до
чего смешно.
я
знаю, как это просто - за день становится взрослее на целый год.
а
ты еще девочка, девочка, девочка…
я
пожалуй пьяна и мне в каждом мерещится бог -
он
забавный, мигает стальными глазами,
но
женское жжет.
это
ты.
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Чем
ближе она ко мне, тем дальше от меня. И скоро превратится в маленькую,
чуть заметную точку на небе, которая будет видна лишь поздней лунной ночью.
Чем она ярче сияет, тем больнее сжигает меня. Я плачу, когда она держит
мою руку и переплетает свои теплые пальцы с моими, прикасается к волосам,
или когда ее глаза, улыбаясь, целуют мои. Плачу, потому что знаю, что это
не навсегда - только в эту секунду, в этот момент. А потом - "черная бездонная
дыра" - в которой слишком мало места для нас обоих. Живу внутри себя, свернувшись
клубком, задыхаюсь.
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Прошедшее
здесь
ты
забудешь. безудержно-безутешно. треск телефонный
междугородних
переключений все дальше и тише.
в
электронном письме найти извинения (вряд ли) и бодрый,
еще
не привыкший к новому качеству тон - не лишне
сказать
ей "на этом все".
просто
улыбка. без вызова и обманчивой жалости.
как
подруга подруге (вру, я буду любить тебя вечно)
шептать:
ты слегка приболела. я здесь. это глупые шалости.
не
утешить так промолчать, почти понимая что
то
не любовь. не любовь конечно.
поездом
до Москвы. ты мечтаешь, ты рвешься
бродить
по проспектам все с той же надеждой на встречу.
найти
бы только, найти! со слезами-смехом справляться.
и
ни души. забирая, жадный город отдаст тебе вдвое меньше.
вспомни,
если не день, то один лишь вечер.
ближе
сентябрь. осенняя ненавистная суматоха. ни уйти,
ни
уехать. отживший отпуск о себе не напомнит ни цветом,
ни
даже лицом. я ведь почти забыла. милая, на пути его уже нет!
смотришь
влажно-простывше. и прячась за ярким зонтом,
ты
только обрывок грусти и трещина лета.
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Наверное,
я люблю эту девочку. Все было не просто так, я всегда, подсознательно,
была в ней, была растворена в ней до конца - поэтому, может, не была собой?
Мне кажется, что она была тем самым настороженным чувством голода, которое
прожигало до самой сути - хочу… И я не могла ничего сделать - я сходила
с ума от нее, до бешенства, до истерии, тратила себя на медленно распускающиеся
слова, на наши взгляды, сходящиеся в одной точке на потолке. На ее плечи,
на ее шею, на наши танцы с плейером в свете искр-огней города, на эти постоянные
мечты о ее крике: наивысшем, сладчайшем - самая высокая нота. Просто хотелось
сгореть, сразу, вспышкой… и остаться… в ней. Быть одним целым.
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
В
мечтах о теплом. 10-28 по Москве
Случайная
встреча. Позднее утро.
Чипсы
с луком и паприкой.
-
Скажи, а море,
Красное
море
в
Африке?
Слизываешь
крошки
с
соленых и тонких пальчиков.
Мы
плескаемся в волнообразной постели.
Слушаем
Вивальди.
Будильник-свирелька
и
радио по утрам.
Смутно
- разводы по зеркалу,
паста
зубная, размазанная по губам,
небрежно.
-
Какая ты нежная,
Свежая
и безнадежно
моя.
Как
Африка неизученная -
горько-сухие
пески, саванны в берегах Конго,
где
живут
берберские
племена.
В
комочек свернувшись,
смеешься:
кофе в постель и черствые пряники!
Все
равно!
Спрячь
меня
в
свою субтропическую мечту.
и
занавесь окно.
Ты
третий день на мороженом и сигаретах "Vogue".
мой
маленький сонный бог,
послушай,
а как же море…
ты
видела море?..
-
нет?
Как
жалко,
ведь
ты эфиопская девочка -
и
даже не видела снег.
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Я
была в забытьи, когда она прикасалась ко мне губами. У меня никогда так
не получалось, и потому, отдавая ей свой рот, я с удивлением, каждый раз,
впитывала ее до основания, до самого корня. А позже, разглядывала сиреневые
отметины на своей шее в зеркале - она, смеясь, принималась их запудривать,
маскировать, все еще растворяясь во мне.
Опять
она курит сигареты одну за одной, а в ее глазах отражается наша тайна.
Я хочу скорее выйти из этой духоты подвального помещения, с громкой музыкой,
чтобы скорее пойти к ней. Пусть ее тело дышит всеми моими оттенками, извивается
в моих пальцах, ложится бледным слоем на кожу. А я буду писать ее соком
имя на простынях. Никому, никому об этом, слышишь?
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Понедельник
Утро
опять не вовремя:
ты
спишь на ходу, натыкаясь на тумбочку, кресла,
угол
столика.
Хочешь,
возьми пастилы,
в
шкафчике, сверху - записка на барной стойке -
Мы
сегодня без завтрака.
прощай.
И
снова:
ветер
встретит меня на Садовой
запахом
прелого снега, стеклянным небом.
Белый,
желтый, оранжевый, снова белый
тыщщи
маршруток -
и
все не мои.
Ты
проводишь день дома -
в
окружении спичечных коробков,
в
электронных письмах,
в
пилочках для ногтей.
Я
же ослеплена городом -
с
почерневшими листьями без черенков
с
проталинами площадей.
У
безглазых авто - пора размножения:
выжимки
льда, выжимки рельс,
я
с ума сойду
от
напряжения,
дребезжат
магазины,
ГРЭС.
Как
обычно
на
полдник будет холодный суп,
но
чистые скатерти.
Может,
немного вин и беспечной, усталой радости -
в
награду нашим разлукам,
треснутым
пепельницам.
Ты
будешь по памяти крыть десятку шестеркой,
листать
"Cosmo" с конца.
Начнем
все в начала?..
(как
ты захочешь, если успеем)
с
закладки, с обертки, с лица…
А
в коробке последний пакетик
чая.
Being
apart
это
вдруг долгая ночь…
одиночество
точит и так уже треснувшую крестовину
моего
утра.
уехала.
сказав
что, конечно, пройдет.
конечно.
стотысячная
минута, и не проходит.
мы
ждали этого лета,
как
ждут освобождения от внезапной мигрени,
от
боли бесстыдно вонзающейся в виски.
вот
оно -
облако
златоцвета,
только
за полночь не разглядеть с моей колокольни
ни
тени.
ни
кромки земли.
ты
тоже больна. синдромом не-возвращения.
как
иной звездоплаватель, остаешься в услужении космосу.
невесомость
лишает тела,
но
не души -
она
неотличима по голосу,
а
от сансары и до нирваны тебе только три вдоха.
когда
нам блаженно под руку в небо
было
вытаптывать снежные петли,
кричала,
что тебе плохо.
конечно
со
мной, а не в небе.
я
вспоминаю,
как
будто только сегодня опять ты надменно выиграла.
на
заледенелом стекле
теплятся
дымкой последней уставшей
два
моих робких выдоха.
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Иногда
она жалела меня, но это не унижало. Жалела даже после того, когда в первый
раз оделась и закрыла за собой дверь. А что я? Продолжала драться за нее,
уродовала ее новую размеренную жизнь. Почему она до сих пор терпит это?
Сейчас мне хочется искусать в кровь ее губы, изнасиловать, смешать с собственным
телом и рыдать, выть на ее коленях, виня себя за содеянное. А она, как
всегда, простит. Может, потому что все еще любит?…
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
В
ее гербарий
я
видела бабочку в октябре.
ты
почти ощущаема в этих строках письма у меня под рукой.
ты
здесь, не смотря на дожди, на пробки твоих дорог,
по
которым теперь не пройти,
не
коснуться родного лица…
веришь,
я видела бабочку в октябре.
между
всех многоточий выискивать слова "люблю"
(голубой
мальчик Гейнсборо мне уже рассмеялся с открытки)
не
найти, обреченно вздохнуть,
с
балкона вытряхнуть пепел, выгладить простыни,
закопченный
усталый чайник поставить на плитку…
и
под стекло
спрятать
память об этой холодной осени
с
прежней улыбкой.
Tiff
Снова
иллюзии в перископе,
снова
голос мальчишечий в телефоне,
отслеживая
автоответчик, я так неуместно грустна -
(читай
глупа).
Чередой
невлюбленности и невстречи,
улыбки
вымученные больше не лечат,
сегодня
ее ветер опять дует не в мою сторону.
мы
в ссоре.
В
фотоальбоме пустые клетки,
от
скуки придется кого-то клеить,
по
средам у нее преферанс и открытые party.
постараться
не плакать.
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Для
настоящей жизни необходимо иметь два сердца - одно из которых должно быть
твоим. Сейчас оно во мне еле бьется, угасает, догорает до конца, болит.
Чтобы избавиться от боли, надо избавиться от тебя, но тогда, и от себя
тоже. Это ты болеешь во мне, в моей коже, на моих щеках, и мне иногда хочется
позволить тебе умереть. Потому что я слабее.
Не
могу помочь даже себе самой. Ничем. Словами я причиняю себе ту же боль,
что и мыслями, не высказанными вслух. То, что я считала правдой, уже ничего
не значит; то, что я считала ложью, уже ничего не значит, то, что я считаю,
уже ничего не значит, потому что ничего больше не существует. Только она,
которая сама себе и правда и ложь. Мне уже не понять, не простить, только
спрятать глаза, сторонясь своего же взгляда.
~
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Простудившись
зимой
Мартовский
воздух сквозит ожиданием -
ждали,
мы ждали, мы…
Опоздали
на утренний рейс -
в
наш город,
прослоенный
копотью и растлеванием,
в
наш Шервудский лес,
где
каждый
немного
разбойник, немного охотничий пес,
свинопас…
Где
нас не ждали,
нас?..
Весеннее
солнце в горле
навязчиво
чешется -
чуть
легкий кашель, несказанное "потерпи",
и
поглубже в шарф,
и
туда, где
пальцы
блуждают в пыльном кармане,
бесцельно
нащупывая
слипшуюся
"бон пари".
жди
меня, жди меня, жди…
Мы
сегодня по-разному молоды:
ты
на отметке четырнадцать,
я
- ниже нуля,
глупый
косматый лодочник
тогда
видел меня, разутую, на причале,
облокотившись
на поручень.
Наверное,
зря -
я
ведь умею плавать.
Умею
ли ждать?..
Весна. |